Расследование - Страница 10

На расследовании девятнадцатилетний, заикающийся Томми являл собой жалкое зрелище. Он нервничал, словно жеребенок-двухлетка перед первым стартом, и хотя волновался совершенно искренне, его показания были истолкованы не в нашу пользу.

Лорд Гоуэри и не пытался помочь ему успокоиться. Он просто задавал вопросы, а Томми путался в ответах.

– Какие инструкции получили вы от мистера Крэнфилда перед скачкой? Как он рекомендовал вам вести Вишневый Пирог? Он требовал от вас езды на выигрыш?

Томми, заикаясь, пробормотал, что мистер Крэнфилд велел ему всю дистанцию держаться за Уроном, а после последнего барьера попробовать обойти его.

– Он обошел Урона, потому что так сложилась езда, – пылко вставил Крэнфилд. – Никаких особых инструкций на этот счет я ему не давал!

Выслушав его, Гоуэри обернулся к Томми и еще раз спросил:

– Расскажите нам, какие указания вы получили от мистера Крэнфилда перед скачкой. Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать.

Томми судорожно сглотнул, затравленно посмотрел на Крэнфилда и сделал вторую попытку:

– М-м-мистер Крэнфилд велел мне д-д-держать-ся за Уроном и п-п-по возможности не отставать от него.

– Он дал инструкцию занять первое место?

– Он с-с-сказал, конечно, д-д-давай з-з-запускай на финише и, если получится, выиграй.

Инструкции были безукоризненными. Только болезненно подозрительный ум мог увидеть в них коварный замысел. Если эти члены Дисциплинарного комитета были объективны и беспристрастны, это означало, что в Сахаре вполне может выпасть снег.

– Вы не слышали, какие инструкции давал мистер Крэнфилд Хьюзу относительно тактики езды на Уроне?

– Н-нет, сэр. М-м-мистер К-к-крэнфилд вообще не давал Хьюзу никаких инструкций.

– Почему?

Томми оробел и сказал, что не знает. Крэнфилд вспылил в очередной раз, фыркнув, что Хьюз выступал на Уроне двадцать раз и сам прекрасно знает, что делать.

– Может быть, вы обсуждали план скачки раньше, с глазу на глаз?

На это Крэнфилду нечего было фыркнуть, потому что, разумеется, мы перекинулись парой слов наедине. В самых общих выражениях. Оценивая противников. Намечая общую стратегию.

– Да, мы с Хьюзом обсуждали скачку в принципе. Но никаких особых указаний он не получал.

– Значит, если верить вашим словам, – сказал Гоуэри, – вы настраивали на победу обоих ваших жокеев?

– Да, это так. Мои лошади всегда стремятся к победе.

Гоуэри покачал головой:

– Это утверждение не подкреплено фактами.

– Вы называете меня лжецом? – осведомился Крэнфилд.

Гоуэри ответил молчанием, которое явно было знаком согласия. Томми Тимсону сказали, что он свободен, а Крэнфилд бурлил рядом со мной, словно закипевший чайник. Я же вдруг начал замерзать, и, хотя в помещении было жарко натоплено, озноб не покидал меня. Я решил, что мы уже наслушались на сегодня достаточно, но ошибся. Они приберегли самое худшее напоследок. Им нужно было достойно увенчать ту пирамиду лжи, что сооружалась на протяжении всего расследования, а потом полюбоваться на собственное творение.

Поначалу худшее выглядело вполне безобидным. Вошел тихий стройный человек лет тридцати с совершенно не запоминающимся лицом. Теперь, по прошествии суток, я не могу вызвать в памяти ни его внешность, ни голос и все же всякий раз, когда вспоминаю об этом человеке, начинаю трястись от бессильной ярости. Его звали Дэвид Оукли. Профессия – агент по расследованиям. Живет в Бирмингеме.

Он стоял у края стола, за которым восседали судьи, сохраняя полнейшее спокойствие, время от времени заглядывая в блокнот на спиральках. И все то время, пока он говорил, на его лице не выразилось никаких эмоций.

– Действуя по инструкции, я посетил квартиру Келли Хьюза, жокея из конюшни Корри-хауз, что расположена в Корри, графство Беркшир, через два дня после розыгрыша «Лимонадного кубка».

Я чуть было не вскочил с кресла с протестом, но, пока я пытался построить фразу, он как ни в чем не бывало продолжил:

– Мистера Хьюза не было дома, но дверь оказалась открытой, и я вошел, чтобы подождать его в квартире. За это время я сделал ряд наблюдений. – Он ненадолго замолчал.

– Это еще что такое? – обратился ко мне Крэнфилд.

– Понятия не имею. Я вижу его впервые.

Между тем Гоуэри не давал нам вздоху-продыху:

– И вы кое-что там обнаружили?

– Да, милорд.

Гоуэри извлек из кипы три больших конверта и передал Трингу и Плимборну. Ферт уже взял себе конверт сам. Он успел ознакомиться с его содержимым, еще когда Оукли только вошел в комнату, и теперь смотрел на меня с явным презрением.

В каждом из конвертов было по фотографии.

– Это фотография того, что я обнаружил на комоде в спальне Хьюза, – пояснил Оукли.

Энди Тринг глянул на фотографию, затем посмотрел еще раз, пристальней, и после этого поднял голову. На его лице было написано отвращение. Он впервые за все это время посмотрел на меня и поспешно отвел взгляд.

– Я хочу посмотреть эту фотографию, – хрипло потребовал я.

– Разумеется, – сказал Гоуэри и подтолкнул свой экземпляр в мою сторону. Я встал, сделал три шага и уставился на снимок.

Несколько секунд я смотрел на него, не понимая, что все это означает, а когда наконец понял, то чуть было не задохнулся от возмущения. Фотография была сделана сверху, и снимок получился безукоризненно отчетливым. Виднелся угол серебряной рамки и половина лица Розалинды, а из-под рамки высовывался листок, на котором стояло число следующего после розыгрыша «Лимонадного кубка» дня. Записка состояла из трех слов, с подписью инициалами: "Как договаривались. Спасибо. Д. К.".