– Кто знает. – Тони докончил виски и рассеянным жестом снова наполнил стакан. – Ну а этот букмекер?
– Ньютоннардс? Не знаю. Похоже, тот же случай. Кто-то заимел зуб на Крэнфилда. На нас обоих. Мы связаны одной веревочкой, и нельзя дисквалифицировать одного, не наказав другого.
– Хочется рвать и метать, – сказал Тони. – Какое свинство!
Я кивнул.
– Странное было расследование. Не без подводных течений. Причем поначалу это ощущалось довольно отчетливо. Трения между лордом Гоуэри и лордом Фертом. Ну а Энди Тринг был вялый, как вчерашний салат. – Я недоуменно покачал головой. – Все это напоминает двух крупных хищников, прячущихся в лесных зарослях и выискивающих удобный момент, чтоб напасть друг на друга. Ты их не видишь, но в воздухе пахнет схваткой. По крайней мере, от расследования у меня сложилось такое впечатление...
– Ну, стюарды – всего-навсего люди, – проворчал Тони. – Ты покажи мне организацию, где за респектабельными фасадами не идет отчаянная борьба за власть. Твой нос почуял запах старой доброй серы. Отблески потаенного адского пламени. Это никак не связано с вопросом, виновны вы с Крэнфилдом или нет.
Тони почти убедил меня. Он докончил бутылку и велел мне не забыть пополнить запасы.
Деньги. Со вчерашнего дня мой источник доходов иссяк. Государство не платит пособие тем, кто действует на свой страх и риск, и жокеи вспоминают об этом с наступлением зимы.
– Я хочу разобраться сам, – коротко сказал я.
– В чем?
– Кто нас подставил.
– Морская пехота, вперед! – заплетающимся языком проговорил Тони. – В атаку, ребята! – Он взял бутылку и с сожалением на нее посмотрел. – Пора бай-бай. Если тебе понадобится подмога в твоих баталиях, можешь рассчитывать на мою валлийскую кровь до последней капли.
Он, не шатаясь, дошел до двери, обернулся и скорчил гримасу, обозначавшую уверение в дружбе. Тони был настоящим другом.
– Не упади с лестницы, – посоветовал я на прощание.
Роберта Крэнфилд великолепно смотрелась в моей гостиной. Я поехал в город покупать виски, а вернувшись, обнаружил ее, грациозно расположившуюся на моем недавно отреставрированном «чиппендейле». Зеленый бархат дивана выгодно оттенял ее длинные стройные ноги и фиолетовое шерстяное платье.
Ее длинные густые волосы цвета опавших буковых листьев создавали драматический контраст с цветом штор. У нее была белая кожа, фантастические брови, глаза цвета янтаря, фотогеничные скулы и капризный рот.
Ей было девятнадцать, и она мне не нравилась.
– Доброе утро, – поздоровался я.
– У вас была открыта дверь.
– Дурная привычка. Пора мне с ней покончить.
Освободив бутылку из бумажной обертки, я поставил ее и два приземистых стаканчика на серебряный подносик, приз за победу на скачке, спонсором которой была какая-то кондитерская фирма. Подносик был симпатичный, весом тридцать четыре унции, испорченный, однако, надписью:
"К. Хьюзу, победителю стипль-чеза на приз фирмы по производству шоколада «Старс».
К тому же я никогда не ел шоколада – не мог себе позволить, чтобы не растолстеть.
Раскованным жестом она обвела комнату:
– Шикарная обстановочка!
Интересно, зачем это она ко мне пожаловала, подумал я, а вслух сказал:
– Хотите кофе?
– Кофе и каннабис!
– Вы ошиблись адресом.
– Какой вы колючий! – сказала она.
– Сущий кактус, – согласился я.
С полминуты она смотрела на меня в упор своими влажными глазами. Затем сказала:
– Насчет каннабиса это я так. Чтобы встряхнуть вас немножко.
– А!
– Вижу, что ничего не вышло. Зря старалась.
– Тогда просто кофе?
– Да.
Я пошел в кухню и взялся за кофейник. На кухне преобладали белые и коричневые цвета с добавлением желтого и медно-красного. Мне нравилась эта гамма. Цвета вообще действовали на меня так, как на других действует музыка. Я не очень любил музыку, а когда ее было слишком много, и вовсе выходил из себя. Особенно меня раздражало то, что исполнялось в ресторанах и самолетах. Я не держал в доме проигрыватель и вообще предпочитал тишину.
Она проследовала за мной из гостиной и стала оглядывать кухню с легким удивлением.
– Неужели все жокеи так живут?
– Естественно.
– Что-то не верится.
Она заглянула в буфет, обшитый сосной, откуда я доставал кофе.
– Вы сами себе готовите?
– Как правило.
– Любите изысканные кушанья – например, шашлык? – В голосе чуть скрытая насмешка.
– Нет, бифштексы.
Я налил дымящийся кофе в чашки и предложил Роберте сливки и сахар. Она отказалась от сахара, но сливки налила щедро. Затем она уселась на желтую табуретку. Ее медные волосы хорошо смотрелись и в кухне.
– Вы, похоже, неплохо ее переносите, – сказала Роберта.
– Кого?
– Дисквалификацию.
Я промолчал.
– Кактус, – сказала она.
Она не торопилась с кофе, делала редкие глотки, изучающе поглядывая на меня поверх чашки. Я, в свою очередь, изучал Роберту. Почти одного роста со мной, прекрасно владеет собой, холодная, как стратосфера. На моих глазах она росла, превращаясь из капризного ребенка в эгоцентричного подростка, в капризную дебютантку и, наконец, в сверкающую подделку под фотомодель, сильно мающуюся от скуки. За те восемь лет, что я ездил у ее отца, мы встречались редко и разговаривали мало – в основном возле скакового круга и у дверей весовой. В те моменты, когда она ко мне обращалась, она смотрела поверх моей головы.
– Вы не хотите мне помочь, – сказала Роберта.
– Помочь объяснить, зачем вы ко мне пришли? – продолжил я.