Один из врачей назвал ему больницу, но посоветовал остаться.
– Лучше попробуйте сделать это вечером, сэр. Зачем вам сидеть там и ждать целый день.
Доктор же от себя добавил, что Грейс еще некоторое время проведет в бессознательном состоянии, да и потом будет находиться под действием сильных успокоительных средств, так что действительно лучше повременить.
Люди в форме вынесли Грейс на улицу, где сияло солнце, и погрузили носилки в машину. Мы вышли за ними. Джек Роксфорд стоял и оцепенело смотрел, как они захлопнули дверцы, перекинулись напоследок парой фраз с доктором и укатили.
Роберта дотронулась до его рукава:
– Не желаете ли что-нибудь выпить, мистер Роксфорд?
Он окинул ее туманным взглядом, потом его лицо сморщилось, и он не смог произнести ни слова в ответ.
– Не надо, мистер Роксфорд, – участливо сказала Роберта. – Ей сейчас не больно, она не страдает.
Он покачал головой. Роберта обняла его за плечи и повела в дом.
– Ну а что теперь? – спросил меня Тони, глядя на часы. – Мне действительно надо лететь в Рединг, дружище. Не опоздать бы заявить лошадей на вторую скачку.
Я посмотрел на свои часы.
– В твоем распоряжении еще четверть часа. Пожалуй, нам надо захватить с собой и Роксфорда. У него там тоже, между прочим, выступает лошадь, хотя ему сейчас не до этого. Правда, лошадь принадлежит Эдвину Байлеру. Он вряд ли в состоянии сам вести машину, да и скачки немного отвлекут его от мыслей о Грейс.
– Пожалуй, – усмехнулся Тони.
– Сходи в дом, вдруг тебе удастся уговорить его поехать.
– Ладно. – Он послушно двинулся к дому, а я стал коротать время, прыгая по аллее на костылях и заглядывая в стоящие там машины. Мне, кстати, придется покупать себе новую... Может, выберу такую же модель...
Облокотившись на машину Тони, я стал думать о Грейс. Она оставила мне щедрое наследство в виде синяков от щипков, что в сочетании с увечьями, полученными от Оукли, составляло неплохую коллекцию. Починка пиджака с художественной штопкой обойдется в целое состояние, а горло болело так, словно у меня была ангина. Я мрачно посмотрел на ногу в гипсе. Детективом оказалось работать куда опаснее, чем участвовать в стипль-чезах, подумал я со вздохом, я теперь вернусь к более спокойному ремеслу.
Из дома вышел Тони с Робертой и Роксфордом. Джек был в полуобморочном состоянии, и Тони пришлось помогать ему сесть в машину. Его мысли были далеко-далеко.
Я запрыгал по гравию к Роберте.
– Шея в порядке? – спросил я.
– Моя да, а ваша?
Я внимательно осмотрел порез. Ничего серьезного. Неглубокий и длиной в какой-нибудь дюйм.
– Шрама не будет, – сказал я.
– Не будет, – согласилась Роберта.
Ее лицо оказалось совсем рядом. Янтарные в крапинку глаза.
– Оставайтесь, – коротко сказала она. – Вам ведь не обязательно быть на скачках.
– У меня встреча с лордом Фертом. Лучше уж довести дело до конца.
– Наверное. – Внезапно у нее сделался усталый вид. Субботнее утро оказалось нелегким.
– Если у вас завтра нет никаких дел, – сказал я, – не могли бы вы приехать ко мне... и приготовить ленч?
Лицо ее озарила легкая улыбка, и от глаз побежали лучики.
– Я безумно влюбилась в вас, – сказала она, – когда мне было двенадцать.
– Потом прошло?
– Вроде бы.
– Жаль, – вздохнул я.
Она улыбнулась шире.
– А кто такой Бобби?
– Бобби? О... сын лорда Айсленда.
– Понятно.
– Отец хочет, чтобы я вышла за него замуж.
– Дело хорошее...
– Но его ожидает большое разочарование.
– Рад слышать, – отозвался я.
– Кел! – завопил Тони. – Пошевеливайся, черт возьми, а то я опоздаю.
– До свидания, – спокойно проговорила Роберта. – До завтра.
Тони вез нас в Рединг на скачки без признаков лихачества. Джек Роксфорд всю дорогу провел в угрюмом молчании. Когда Тони поставил машину на стоянке, он просто вышел из машины и оцепенело побрел к входу на ипподром, не сказав ни слова благодарности или извинения.
Тони посмотрел ему вслед и прищелкнул языком:
– Эта баба не стоит такого отношения!
– Он думает иначе, – сказал я.
Тони умчался заявлять своих лошадей, а я в более медленном темпе двинулся разыскивать лорда Ферта.
Я испытывал удивительно радостное чувство возвращения. Явно вышел на волю из тюрьмы. Те самые люди, что подозрительно косились мне вслед на балу теперь фамильярно хлопали меня по спине и говорили, что рады снова видеть меня в строю. Конечно, злился я про себя, не надо бить того, кто упал, – если он снова встал на ноги.
Лорд Ферт стоял возле весовой в группе, от которой он отделился, как только меня увидел.
– Пойдемте в столовую для стюардов, – сказал он мне. – Там будет поспокойнее.
– Мы не могли бы отложить это до третьей скачки? – попросил я. – Я хочу, чтобы при нашем разговоре присутствовал мой кузен Тони, а у него лошади выступают во второй скачке...
– Конечно-конечно, – согласился он. – Чем позже, тем лучше для меня. Значит, после третьей.
Я просмотрел первые три скачки с чувством человека, вернувшегося из долгого изгнания. Лошадь Тони, на которой в свое время выступал я, бурно финишировав, выиграла четвертый приз, что говорило о ее хороших перспективах. Лошадь Байлера победила в третьей скачке. Когда я стал пробираться к паддоку, чтобы взглянуть на Роксфорда, я чуть было не врезался в Джессела. Он осмотрел меня, взглянул на гипс и костыли и не сказал ни слова. На его холодный безучастный взгляд я ответил таким же холодом. Доведя до моего сознания то, что он не намерен извиняться, Джессел круто повернулся на каблуках и ушел.