На краю кровати сидел Декстер Крэнфилд – он сгорбился так, что спина его напоминала дугу, а плечи закрывали уши. Он сидел, уронив руки на колени, скрючив пальцы и уставившись в пол.
– Он может сидеть так часами, – прошептала у меня за спиной Роберта. Увидев его, я понял, почему она говорила, что отцу нужна помощь.
– Отец! – сказала она, подойдя к нему и тронув за плечо. – К тебе пришел Келли Хьюз.
– Пусть пойдет и застрелится! – отрезал Крэнфилд.
Она увидела, как я прищурился, и по этой гримасе, похоже, решила, что я обиделся и подумал, что Крэнфилд видит во мне причину всех его бед. Я не стал конкретизировать ее смутные опасения, объяснив себе истинную причину его грубости так: Крэнфилд пожелал мне застрелиться, потому что думал об этом.
– А теперь – пока! – сказал я Роберте, кивнув головой в сторону двери. Снова инстинктивно вздернулся подбородок. Затем она посмотрела на сгорбившегося отца и снова на меня, вспомнила, с каким трудом доставила меня сюда, и ее надменность исчезла без остатка.
– Ладно, я подожду внизу, в библиотеке. Не уходите... не сказав мне что и как.
Я кивнул, и она чинно вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Я подошел к окну. Разгороженные луга спускались в долину. Деревья наклонились в одну сторону из-за постоянных ветров. Ряд пилонов и крыши строений муниципального совета. Ни одной лошади. Окна комнаты Крэнфилда выходили на противоположную от конюшен сторону.
– У вас есть оружие? – спросил я.
Никакого ответа. Я подошел к нему и сел рядом.
– Где оно?
Крэнфилд чуть покосился в мою сторону и снова отвел взгляд. Он смотрел мимо меня. Я встал, подошел к столу у постели, но ни на нем, ни в ящиках не обнаружил ничего смертоносного.
Я обнаружил ружье за высоким, красного дерева изголовьем кровати. «Парди» ручной работы – вполне годится для охоты на фазанов.
Оба ствола заряжены. Я разрядил их.
– Очень неэстетично, – заметил я. – И бестактно по отношению к домашним. Впрочем, вы ведь не собирались этого делать, если всерьез, а? – В этом я как раз не был уверен, но не было ничего дурного в попытке переубедить его.
– Что вы здесь делаете? – вяло спросил он.
– Пришел сказать вам, чтобы вы выбросили это из головы. У нас много дел.
– Не говорите со мной так!
– Как же иначе с вами говорить?
Крэнфилд слегка вздернул голову – прямо как Роберта. Если мне удастся разозлить его, он сделается хотя бы отчасти похож на самого себя. И тогда я со спокойной душой могу вернуться домой.
– Что толку сидеть и дуться? Этим делу не помочь.
– Дуться? – Он понемногу начинал вскипать. Но этого было мало.
– Злой дядя взял и отобрал наши игрушки? Аи как нехорошо! Но от того, что мы будем сидеть по своим углам и дуться, ничего не изменится.
– Игрушки? Что за чепуха!
– Игрушки, лицензии... Какая разница? У нас отняли то, что мы ценили больше всего. Отняли обманным путем. Но вернуть их мы можем только сами. Всем прочим до этого нет дела.
– Мы можем подать апелляцию, – сказал он без особой уверенности.
– Ну конечно. Через полгода, не раньше. Но где гарантия, что наши просьбы будут удовлетворены? Единственный разумный способ – это действовать самим сейчас и узнать, кто нас подставил. Кто и почему. А когда мы узнаем, кто этот человек, я своими руками сверну ему шею.
Крэнфилд по-прежнему сидел сгорбленный, уставившись в пол. Он не находил сил взглянуть в лицо даже мне, не говоря уже обо всех остальных. Если бы он не был таким жутким снобом, злобно подумал я, беда не придавила бы его так сильно. Дисквалификация придавила его в самом буквальном смысле. Он просто не мог показаться на людях с такой ношей.
Впрочем, я не был уверен, что и сам сумею отнестись к этому со стоическим спокойствием. Прекрасно, конечно, сознавать, что ты ни в чем не виноват и что ближайшие друзья в этом не сомневаются. Но, к сожалению, нельзя расхаживать с плакатиком: «Я тут ни при чем. Я не сделал ничего дурного. Я – жертва мошенничества».
– Вам-то еще ничего, – сказал Крэнфилд.
– Святая правда, – согласился я и добавил после паузы: – Я прошел через конюшни. – Он издал тихий протестующий звук, но я продолжал: – Арчи сам за всем присматривает. Он очень переживает из-за дома.
Крэнфилд слабо взмахнул рукой, давая понять, что ему в теперешнем положении не до таких пустяков, как проблемы Арчи.
– Я думаю, вам имело бы смысл некоторое время выплачивать за дом Арчи.
– Что? – Только сейчас смысл предложения дошел до Крэнфилда.
Его подбородок вздернулся дюймов на шесть.
– Это какие-то несколько фунтов в неделю. Для вас сущие гроши. Для Арчи – это вопрос жизни. Если вы потеряете его, у вас никогда не будет первоклассной конюшни.
– Вы... вы... – Он кипел от негодования, но по-прежнему смотрел вниз.
– Качество тренера зависит от качества его конюхов.
– Глупости!
– Сейчас у вас хорошие конюхи. Вы избавились от бездельников, лентяев, грубиянов. Чтобы создать хорошую команду, требуется время, и без нее нельзя рассчитывать на победы в больших призах. Лицензию-то вам в конце концов вернут, только вы не вернете этих ребят, а чтобы восстановить нынешний уровень конюшни, понадобятся годы. Если это вообще удастся. А я слышал, вы уже предупредили их об увольнении.
– Что мне еще оставалось делать?
– Можно оставить их хотя бы на месяц.
Он чуть приподнял голову.
– Вы просто не представляете, во что это мне обойдется. На одну зарплату у меня уходит до четырех фунтов в неделю.
– Ну кое-что вам еще причитается от владельцев. Так что вам не придется сильно опустошать ваш собственный кошелек. Месяц вы выдержите. А больше нам и не понадобится.